Роберт остановился у стойки, пытаясь приспособить зрение к дымной тьме салуна.
– Тебе чего, щекастенький? – спросила Мэвис, хлопая накладными ресницами за стеклами очков толщиной с бутылочные донышки и оправленных фальшивыми бриллиантами. Роберту показалось, что из банки пытается сбежать пара мохнатых пауков.
Он нащупал в кармане рубашки десятку и вскарабкался на табурет.
– Разливного, пожалуйста.
– Опохмел?
– А что – заметно? – заинтересовался Роберт.
– Не очень. Я как раз собиралась посоветовать тебе закрыть глаза перед смертью. – Мэвис хихикнула, точно кокетливая горгулья, и зашлась в кашле. Потом нацедила кружку пива, поставила перед Робертом и вынула у него из руки десятку, заменив ее девятью бумажками по доллару.
Роберт сделал долгий глоток, повернулся на табурете и осмотрел весь бар.
Мэвис намеренно держала салун в полумраке, если не считать ярких ламп над бильярдными столами, а глаза Роберта еще не привыкли к темноте. Он вдруг подумал, что ему ни разу не удавалось разглядеть пол заведения, а тот вечно прилипал к подошвам. Если не считать хруста под каблуком, время от времени позволявшего распознать кусок воздушной кукурузы или ореховую скорлупу, дно “Пены” хранило свои мрачные тайны. Что бы там ни обитало, лучше всего оставить его в покое, белым и безглазым. Роберт дал себе слово доплыть до дверей, прежде чем окончательно вырубится.
Он сощурился и присмотрелся к ярко освещенным бильярдным столам. Вокруг дальнего разгорелась нешуточная баталия. У стойки собралось с полдюжины зрителей из местных. Общество окрестило их “закоренелыми безработными” – Мэвис называла их “дневными завсегдатаями”. За столом Ловкач МакКолл играл с каким-то смуглым незнакомцем. Между тем, лицо молодого человека Роберт где-то уже видел и почему-то сразу решил, что оно ему не нравится.
– Что за тип? – спросил он у Мэвис через плечо. Что-то в орлином облике человека отталкивало Роберта, точно он попал пломбой в зубе на станиолевую обертку.
– Новая добыча Ловкача, – ответила Мэвис. – Зашел минут пятнадцать назад и захотел сыграть на деньги. Кий у него хромает, если хочешь знать мое мнение. Ловкач-то свою палку за баром держит, пока ставки не подымутся.
Роберт наблюдал, как жилистый Ловкач МакКолл кружит вокруг стола. Потом тот остановился и ввинтил плотный шар в боковую лузу. Настал черед незнакомца. Ловкач выпрямился и провел пятерней по зализанным бурым волосам:
– Параша. Загнал себя в угол. – Он уже вышел на охоту.
Зазвонил телефон, и Мэвис сняла трубку:
– Притон беспорядков, бандерша слушает. Нет, его тут нет. Минутку. – Она прикрыла трубку ладонью и повернулась к Роберту:
– Ты видел Сквозняка?
– А кто спрашивает?
– Кто спрашивает? – повторила Мэвис в телефон, выслушала и снова прикрыла трубку: – Хозяин его квартиры.
– Он уехал из города, – сказал Роберт. – Скоро вернется.
Мэвис передала информацию и повесила трубку. Телефон сразу же зазвонил снова.
– Райский сад, змея у аппарата. – Повисла пауза. – Я ему что – автоответчик? – Пауза. – Он уехал из города, скоро вернется. Почему бы вам не рискнуть своим общественным положением и не позвонить ему домой? – Пауза. – Да, здесь. – Мэвис метнула взгляд на Роберта. – Разговаривать будете? Ладно. – И она повесила трубку.
– Опять Сквозняка?
Мэвис подожгла “Тэритон”:
– Он вдруг стал очень популярным.
– Кто это был?
– Не спросила. По голосу – мексиканец. И о тебе справлялся.
– Дерьмо, – сказал Роберт.
Мэвис снабдила его еще одной кружкой. Роберт снова повернулся к игре. Незнакомец выиграл и уже изымал у Ловкача пять долларов.
– Да, проучил ты меня, старик, – говорил Ловкач. – Не хочешь дать мне шанс отыграться?
– Двойная ставка, – ответил незнакомец.
– Отлично. Я сложу. – Ловкач сунул несколько четвертаков в прорезь стола, в канавку высыпались шары, и он принялся складывать их в пирамиду.
Ловкач был одет в нейлоновую рубашку с длинным остроконечным воротником. Рубашку украшали красно-синие горошины – мода на такую одежду отмерла вместе с эпохой диско, и Ловкач, по прикидкам Роберта, примерно тогда же бросил чистить зубы. Бурая изломанная ухмылка не сходила с лица Ловкача, навеки впечатываясь в память бессчетных туристов, случайно забредавших в “Пену” только ради того, чтобы Ловкач ободрал их как липку своим бестрепетным кием.
Незнакомец попятился от стола и разбил пирамиду. Кий издал мерзкое вибрато осечки. Шар болидом пронесся по столу, едва задев угол пирамиды, отскочил от двух бортиков и устремился к угловой лузе, где стоял незнакомец.
– Извини, братишка, – сказал Ловкач, натирая мелом кончик кия и готовясь жахнуть из всех стволов.
Докатившись до лузы, шар вдруг остановился на самом порожке. И тут, будто подумав хорошенько, один из шаров в пирамиде вдруг оторвался от остальных, направился в угол и тяжело плюхнулся в лузу.
– Черт, – произнес Ловкач. – Экие английские обороты тут вворачивают. Я думал, ты уже облажался.
– Точно? – удостоверился незнакомец.
Мэвис перегнулась через стойку и прошептала Роберту:
– Ты видел, как шар остановился? Он должен был промазать.
– Может, ему кусочек мела помешал?
Незнакомец загнал еще два шара ничем не примечательным образом, а потом объявил третий прямым. Он ударил, шар закрутило по кривой, и он загнал шестерку в противоположный угол.
– Я же сказал – третий! – заорал незнакомец.
– Слышал, – ответил Ловкач. – Похоже, ты немного переборщил с английским. Мой удар.